Вправа1. Прочитайте репортажі. Визначте тип побудови репортажу (середовище/захід), проблему та ідею, які в них відображені
1. Доехать до Дерибасовской и остаться в живых
Ни для кого не секрет, что кататься по Одессе на велосипеде опасно для жизни (своей и велосипеда). Высокие бордюры, кое-как припаркованные машины, разбитые тротуары… И это не
полный список препятствий, которые ежедневно преодолевают не только велосипедисты, а и родители с колясками, пожилые люди.
Поэтому мы решили проверить на себе – каково это: доехать на велосипеде от университета до центра города и обратно. Мы составили самый выгодный маршрут, посчитали количество бордюров и даже взяли интервью на бегу! Всем прохожим/проезжающим/пробегающим мы задавали один и тот же вопрос: как вы считаете, приспособлен ли наш город
для велосипедных и обыкновенных пеших прогулок?
Суббота, 4 октября
11:48 Встреча участников эксперимента около гуманитарного
корпуса ОНУ им. И. И. Мечникова на Французском бульваре.
Итак, в путь!
12:01 Мы доехали до Театра Музыкальной комедии и насчитали по пути шесть бордюров. А вот и первая бабушка с коляской. Интересно, что она думает по поводу дорог и тротуаров в нашем городе?
Валентина Терентьева, пенсионерка:
Хотелось бы видеть велосипедные парки. Думаю, дети, которые катаются возле театра, до конца не осознают, что это все-таки исторический памятник. Мне кажется, велосипедные треки должны быть для всех: от мала до велика. Жаль,
что парк им. Шевченко запущен. А состояние дорог…я думаю, что через 10 лет все дороги будут в хорошем состоянии,
будут съезды для велосипедов, что Одессу ждет светлое будущее.
Разговариваем с настоящим экстремалом, который еще несколько минут назад выписывал головокружительные пируэты возле театра Музыкальной комедии.
Василий, велосипедист:
Велосипедистам-экстремалам негде кататься. Очень нужен sk8-парк, и тогда они не будут ломать памятники, разбивать парапеты. Если построят огромный комплекс, то в городе нас
больше не увидят и забудут, как мы выглядим.
А лично для меня нет никаких препятствий: на любой бордюр я могу заехать или запрыгнуть. Это мой стиль. Единственное, что мешает – злые дяди-милиционеры, которые отовсюду выгоняют и грозятся порезать шины.
12:09 Едем дальше по Белинского. На этой улице есть места, где объезжать приходится просто по трамвайным путям. А светофоры!… Хотя, в общем, терпимо. Сворачиваем на Успенскую.
12.21 Едем вниз по Успенской улице, до пересечения с ул. Канатной дорога просто прекрасная! Съезды, заезды… Правда, иногда эти самые съезды закрыты «удачно» припаркованными
машинами.
12:36 Мы доехали до Александровского проспекта и свернули к Старобазарному скверу: там точно есть, кого спросить о проблемах дорог.
Юля, молодая мама:
Для меня огромной проблемой являются корявые дороги и водостоки, в которых нет решёток.
Дима, sk8ер:
Хотелось бы, чтобы нас из парка не выгоняли или построили новый. Ну и еще хочется, чтобы доски дешевле стали.
12:49 Едем на ул. Дерибасовскую через Александровский
проспект. Следует отметить, тот, кто проехал через рынок «Книжку», воистину герой, ибо прохожих, стендов с книгами, кафе и других препятствий на проспекте пруд пруди.
13:12 Неужели мы добрались до Дерибасовской? Пройдя, подчёркиваем – пройдя, через Греческую площадь мы
попали в Горсад. Почему мы шли через площадь? Просто потому, что реставрация старых и строительство новых зданий
не позволяют проехать на велосипеде. Плюс эта великолепная брусчатка!
13:21 Выезжаем обратно: спускаемся вниз по Дерибасовской, потом направо, к улице Пушкинской, а с неё сворачиваем на Греческую и выезжаем на Канатную. Едем по Канатной, а затем
сворачиваем к парку Шевченко.
13:35 По дороге к памятнику Неизвестному матросу мы встретили ну оооооочень активную семью: женщина на роликах, мужчина на велосипеде, притом их сын, мальчик 13 лет держал их обоих : )
Олег и Светлана:
Для нас никаких препятствий не существует. Мы добираемся до парка на машине. А катаемся тут первый раз.
13:56 Спускаемся к памятнику Неизвестного матросу без особых проблем и препятствий, за исключением нескольких
лестниц. Дальше – на трассу здоровья.
Там мы впервые в жизни взяли интервью в движении.
Дима и Слава, бегуны:
Нам не мешают велосипеды. Нас абсолютно все устраивает!
Едем дальше. Встречаем небольшую компанию подростков на велосипедах.
Один из них соглашается дать комментарий.
Андрей:
Очень хотелось бы видеть ларьки с водой и хотдогами вдоль трассы.
Подъезджаем к семейной паре:
Алиса и Андрей:
Мы с мужем катаемся с пяти лет. Нас устраивает все. Но мы
волнуемся за нашу дочь, которая часто ездит одна по этим
ужасным дорогам. Хотелось бы, чтобы наш город, как города
в развитых странах, был приспособленным для езды.
Проехав по трассе здоровья, поднимаемся вверх. Следует
отметить, что трасса здоровья состоит из горок и спусков и физически неподготов ленному человеку достаточно тяжело
преодолевать все эти возвышенности и неровности.
Итак, какие же основные препятствия на своем пути мы встретили? Бордюры, съезды, загороженные машинами,
лестницы, стройки, брусчатка, бабушки с кравчучками, дети, кафе… список можно продолжать бесконечно. Пожалуй, проблема дорог и препятствий на них будет вечно. Но
хочется верить, что хотя бы лет через десять ситуация изменится. И наш город будет выглядеть совсем иначе!
А пока все, что мы можем вам, дорогие читатели «Наизнанки», посоветовать, так это следовать знакам и ПДД, внимательно следить за светофорами, собой и за строптивыми водителями и пешеходами.
Удачной велосипедной прогулки :)
Путь проложили
Юлия БУТ и Мария ДЕМЕНИНА
Из архива газеты “Наизнанку”
2. История одного репортажа
Знакомьтесь – это Жура, мой супруг. Вообще-то его
зовут Журналистика, но он почему-то считает, что это
имя слишком женственное, поэтому стесняется. Мы
двое хотим рассказать вам одну историю.
Изначально у нас был брак по расчёту. Нет, это никакая не
трагедия, просто мы взвесили способности друг друга и решили попробовать. Люди говорили нам: «Вы отлично смотритесь
вместе, у вас всё впереди», и мы поверили. А что оставалось делать?
Он мне сразу сказал:
– Прокормить я тебя не смогу.
– Ага, значит, вкалывать мне? А вы чем заниматься изволите, молодой человек?
– А я попробую сделатьтебя счастливой.
Ага, побольше верьте таким, как же. Ну ладно, в чём-то
он был прав. Мне действительно нравилось. Когда я боялась
позвонить своиму источнику информации, он стоял надо
мной с пулемётом. Когда поджимали дедлайны, не давал спать по ночам. Когда получалось склепать неплохой материал, он
всегда улыбался и ехидничал:
«Ну, а что я говорил?».
А потом я влюбилась. Окончательно и бесповоротно. Сей-
час расскажу. Дело было на летней практике. «Моряк Украи-
ны», а у меня – ни связей среди моряков, ни дедушки, проработавшего в порту сорок лет. Одна хандра и уныние. Журчик меня успокаивал, мол, ничего, со временем обрастёшь связями, купишь себе визитницу – так много контактов будет в твоём распоряжении. Он у меня вообще человек находчивый, так что я храбрилась, но особо верить словам не стала. И тут Анатолий Михайлович, который Венгрук, который редактор «Моряка», собирает всех новобранцев-практикантов и говорит: «Девочки, такое вам задание. У нас в порту будет регата проходить. Вообще-то дело гиблое, так как на яхту вас вряд ли пустят, но может быть вы все успеете нарыть по чуть-чуть для большого материала. Сделаем журналистский шашлык из ваших заметок и минирепортажей». Конечно же все согласились, но я видела: особого энтузиазма в глазах однокурсниц не было. Это в субботу, в девять часов утра надо
ехать через весь город ради какого-то сомнительного «Кубка портов» и, возможно, потом уйти оттуда с пустыми руками?
И правда, ну очень заманчиво.
Журчик уже с вечера был какой-то гиперактивный, а утром
ни свет ни заря разбудил сопротивляющуюся меня и вытолкал на лестничную клетку:
– Ну, Жууур! Ну какой смысл, скажи мне!
– Иди уже, несчастная! И без материала можешь домой не
возвращаться.
Жура никогда не ходит со мной на задание. Он считает, что
я таким образом поборю природную трусливость. Для протокола я, конечно, возмущаюсь, но он, похоже, опять-таки прав.
Итак, порт, девять утра, начало июля. Это я к тому, что пекло нещадно. Я уже проклинала несообразительную себя за открытую чёрную майку – в то время как участники соревнования, яхтсмены, все как один в белых футболках и кепочках.
Сразу видно, что люди знающие.
Приступаю к несложному заданию: «Здравствуйте, пару слов
для прессы». Периферическим зрением отмечаю, кого вылавливают мои сокурсницы, чтобы не повторяться, и задаю своим жертвам общие вопросы о том, кто победит, кто главный в команде и так далее.
И тут происходит это:
– Здравствуйте, пару слов для прессы!
– Оо, девушка, а как вас зовут, вы из какой газеты?
– Настя, газета «Моряк Украины».
– Настя, а хотите на яхту?
Ну, ещё бы я не хотела! Какая удача! Это ж надо было найти одного единственного сговорчивого энтузиаста, который
сам предлагает мне потрясающий репортаж.
– Сейчас я вас отведу к Эдуарду Пантелеичу, он у нас тут самый
главный. Эдуард Пантелеич, это Настя. Она хочет к вам на «ФЕБ».
Так я оказалась здесь, на корме деревянной судейской
яхты.
Эдуард Пантелеич: «Эй, пресса! Дитё, видишь на корме
скамейку? Слушай мою команду: сидеть удобно и никому не
мешать!».
Я: «Есть никому не мешать!»
Экипаж яхты: «Эдуард Пантелеич, её ж Настей зовут…»
Э.П.: «У меня дома внучка такого же возраста, так что будет “дитём”».
А я и не возражаю. Солнце печёт уже так сильно, что скоро
пойдут волдыри. Смотрю на лица моего экипажа: бронзовые, су-
хие, улыбаются. Ай да моряки!
Прошёл старт, и я уже набросала начало будущего репортажа. Ко мне подсел Эдуард Пантелеич, так что расскажу о нём.
Отличительные черты: двух пальцев на правой руке нет, озорная улыбка, смачный одесский акцент.
– Всё, дитё, давай свои вопросы. И следующий час уже не
было меня – была юность старого яхтсмена, Одесса сороковых годов, герои яхтенного спорта того времени, море. Истории, истории одна за другой из памяти Эдуарда Пантелеича
перетекали в мой блокнот, в двоичный код записи моего диктофона. Они пахли солью, рыбой и сухим деревом палубы.
– Настя, держи воду.
– Дитё, пей мелкими глоточками, на солнце по-другому
нельзя.
Как это? Уже Отрада? Уже приехали в яхтклуб? Уже причаливаем? Не может быть. Не верю.
Пока шла на маршрутку, внутри разгорался пожар, а в
голове уже мерцали строчки готового репортажа, самые вкусные цитаты скользили по серым извилинам. Хочу писать, хочу ещё раз увидеть этих людей. Хочу снова проникнуть в память незнакомого одессита и рассказать всему городу
о том, какой он уникальный и замечательный.
Подъезд, мелькает пролёт за пролётом – несусь наверх.
Журчик открывает мне дверь.
– Жур, ты не поверишь!!!!!
– Ну, а что я говорил?
Анастасія Здорікова, з архіву газети “Ритм”
3. КАК Я БЫЛ ПЕРВЫМ
Хорошо быть первым. Первым узнать, первым поспеть, первым написать… Я приехал в село Полковниково на Алтае ранним августовским утром. Приехал до сообщений радио, которые сделали это село всесветно известным. По моим расчетам, оставалось еще часа полтора, когда я вошел в тихий дом Титовых. Блаженная тишина стояла вокруг, пели птицы, хозяйка варила варенье из крыжовника, хозяина не было — ушел в совхозный сад, и все казалось мне важно, все исполнено было особого смысла, и я был первым… Если не считать корреспондента «Красной звезды», который, как выяснилось, жил в селе уже пятый день. Чтобы как-то легализовать свое положение, он объявил, что приехал порыбачить. Удочки даже купил. Так они и остались в саду Титовых памятником долготерпенью журналиста.
Время шло, и я отправился за хозяином дома [Степаном Павловичем Титовым].
Мы поговорили с ним немного, и я все думал, как бы увести его из сада, и тут закапал дождь, дав мне для этого отличный предлог. Когда мы приехали, в доме были корреспонденты «Правды». Двое. Глянув на часы, они небрежно эдак сказали, что неплохо бы послушать радио. Включили, заиграла музыка. Конечно, Титовы волновались, догадывались о чем-то, но не спрашивали. Александра Михайловна велела мужу переодеться, потому — неловко при таких гостях сидеть в затрапезном, и он скинул грязную куртку и взял чистую косоворотку, да так и остался с нею на коленях. Потому что мы услышали: «…Пилотируется гражданином Советского Союза летчиком-космонавтом майором товарищем Титовым Германом Степановичем».
Все смешалось в доме Титовых, все заговорили разом, мать заплакала, отец утешал ее, прибежал рыбак Из «Красной звезды», в дверь стучался собкор «Советской России», запахло валерьянкой, откуда-то с улицы к окнам лезли фоторепортеры, вытаптывая цветничок, сверкали блицы. Я вышел на крыльцо. Сестра Германа Зима, стесняясь войти в дом, мыла босые ноги дождевой водой, по селу с криком бежали мальчишки, впереди мальчишек бежал, сгибаясь под тяжестью магнитофона, корреспондент Всесоюзного радио. И пошло, закрутилось.
— Был ли послушен?
— Да, слушался.
— Отличник был в школе?
— Ну… нельзя сказать,
— Когда пошел?
— Восьми с половиной месяцев. Побежал, засмеялся, упал, снова пошел.
– А какие у него увлечения?
По улице начальник райсвязи лично тянул телефонный провод к избе Титовых. Только включили аппарат — звонок. Тише, товарищи, тихо! Москва на проводе. Снова слышно стало пение птиц. Степан Павлович взял трубку: «Слушаю… Да, Титов, Он самый и есть… Да, слышу. Благодарю… Ну что я могу сказать… Весьма рад, польщен, что мой сын служит государству… что ему партией поручено великое дело… А кто говорит? «Учительская газета»?..» В доме строчили уже в двадцати блокнотах. Зажатый в углу старик сосед рассказывал; «Я Германа Степановича, можно сказать, знаю с трехлетнего возраста…» Дружественные редакции кончали разграбление семейных альбомов. Корреспондент журнала «Огонек» пытался взять интервью у меня. В темных сенях делили школьные тетради космонавта.
Я подумал: слава ворвалась в этот дом, топоча сапогами, шумная, потная, бесцеремонная. И мне захотелось как-то это все остановить и не хотелось участвовать в этом, и только через много дней я понял, что без этой колобродицы Титовым было бы худо, что публичное одиночество, на которое обрекли их шумные газетчики, было в эти самые длинные в их жизни сутки спасением для них.
Пришла Анна Ивановна, сухонькая старушка в белом платке, мать Степана Павловича. Была она с утра у родных в соседней деревне, дрова помогала пилить, после поели, а тут люди бегут: «Ваш Герман в космосе!» Вот и явилась пешком за десять верст. Всем совала прямую ладошку и представлялась: «Его бабка… Его бабка…»
Пришел парень в соломенной шляпе и кавалерийских галифе. Уже пьяный. Объявил громогласно, что он с Германом учился в пятом классе. «Как звать-то?»— спросила мать. Парень густым басом: «Коля».— «Ну заходи, Коля, гостем будешь». Он зашел и все никак не мог замолчать, «Это надо же! На одной парте с ним сидел. Во Герка дает! Во дает! Сибиряки, они всюду».— «Наука!» —наставительно сказала бабка. После этого кто-то из газетчиков увел парня интервьюировать на огород.
Пришел Билей, старинный друг Титовых, управляющий отделением совхоза. У этого была своя тема. «Как думаете,— спрашивал у меня,— может он приземлиться у нас? Так сказать, на родимой земле. Я полагаю, политически это будет правильно, а?.. Конечно, посевы он потравит, скажем, гектаров сто. Но это себя окупит». Вниз от дома Титовых уходили поля, перелески, низкие облака плыли над ними. Билей оглядывал все хозяйским глазом, и великие планы роились в его голове.
Подъехал к дому грузовик, вышел шофер, здоровенный, чумазый от пыли, спросил, где Титовы, ему показали, и он подошел к Александре Михайловне и поклонился ей в пояс. Я пишу только то, что сам видел и слышал: действительно поклонился. И сказал: «Счастливо, мамаша! Счастья вам за вашего сына. Я в его возрасте. Еду с Телецкого озера, услышал по радио и вот сошел с трассы. Конечно, за это отвечу… Вы не бойтесь, мама. Все будет хорошо». И тогда мать заплакала и обняла шофера, и они поцеловались, и тут новосибирская кинохроника (была уже и хроника) решила, что надо это снять на кинопленку. Шоферу велели умыться. Он умылся. Велели помыть машину. Он помыл. Велели отъехать от дома и снова подъехать. Он отъехал, подъехал, и тут выяснилось, что снимать нельзя: грузовик — «студебеккер». Безвыходное положение! Шофера попросили сесть на другой грузовик, благо, их в селе много было, но он наотрез отказался: «Мою старушку весь Алтай знает!» Еще он сказал, что ходит этот «студебеккер» с войны, ремонтировался сто раз, своего в нем внутри почти не осталось. Тогда ему велели подъехать к дому задом, кинокамера застрекотала, снова он поклонился матери, но только и тени не было от прежней сцены.
Народ все прибывал. Подъехало кое-какое начальство. В саду Титовых устроили обед для гостей, принесли откуда-то дощатые столы, клубные сколоченные в ряд стулья. У матери появилось занятие — кормить гостей. Закуски готовили все соседки Александры Михайловны. Председатель райисполкома сказал тост: «Ну, чтобы русской ногой ступил твердо на русскую землю!» Директор совхоза: «Раз вы родили такого сына, то обязуемся поставить вам новый дом». Солнце шло к земле, высвечивало края свинцовых туч. «Там погоды нет»,— говорил отец. Председатель сельсовета утешал его: «Я как чувствовал. Как увидел корреспондентов, ну прямо враз догадался. Мужайся, Степан Павлович. Быть митингу».
Журналистов было уже с полсотни. Я, должен сознаться, поглядывал на братьев соперников с некоторым чувством превосходства. Откуда оно взялось — доложу позже. А пока замечу, что степень информированности была прямо пропорциональна расстоянию органов печати от данного села. Москвичи явились первыми и овладели положением прочно. Потом прилетел военкор из Владивостока. Потом, как сказано, новосибирцы. Потом прикатило взмыленное барнаульское телевидение. Кажется, им еще досталось одно школьное сочинение Германа и одна его грамота за участие в самодеятельности. Поздно ночью прибыл представитель венгерского радио (фамилия хозяев звучала с иноземным ударением: «Титов… Титов…»), за ним — корреспондент «Нойес лебен». И только на следующий день, когда родителей космонавта повезли на аэродром, чтобы отправить в столицу, тогда только примчались двое из районной газеты. Титовых они все-таки догнали, из машины извлекли.
— Ну что ж ты! Снимай скорей!
— Пленка кончилась…
Но до этого утра надо было еще дожить… Шумный бивак журналистов постепенно затихал. На постой их ставили по соседям, по сеновалам, некоторые укатили поближе к телеграфам и телефонам, чтобы передать свои сообщения. Я никуда не поехал… Что это была за ночь! Небо висело чистое-чистое. Млечный Путь пролег над, самым домом Титовых, В третьем часу ночи скрипнула дверь. Степан Павлович вышел на порог и стоял долго, глядя на небо: где он там? Хоть бы двигалась какая звездочка.
Утром он рассказал мне свой сон. Приснилось ему, как снимал сына на тыквах. Пришла такая фантазия снять пирамиду из тыкв, чтобы запечатлеть обилие урожая. На самой вершине маленький Гера, года три ему было. Только нацелился снимать, а тыквы расползлись, а малыш вниз. Падает, кричит, испугался, падает, а никак не добежишь помочь… После в одной из газет я прочитал такие слова, якобы сказанные отцом космонавта: «Нет, за сына мы нисколько не беспокоились, потому что мы верили в силу науки, которая…»
Прокричали петухи, забрезжил рассвет, солнце заиграло в листве. В шесть утра прокашлялся репродуктор, мы замерли… «Передаем арии из оперетт». Ну конечно! Это ведь местная станция, Москва еще спит. Лихие голоса пели: «Милости просим в квартиру сорок восемь». Степан Павлович утешал жену: «Ешь. Если б что не дай бог… не играли бы оперетку». Наконец в семь по местному Москва передала: полет продолжается, самочувствие хорошее, с летчиком-космонавтом поддерживается двусторонняя связь.
Снова явились братья журналисты. Выпытывали недоспрошенное, собирали недособранное, соколами кидались на телеграммы: «Целинники приветствуют…», «Привет от моряков Тихоокеанского флота…» Барнаульское телевидение пыталось по-тихому умыкнуть Титовых в город — отца, мать, сестру космонавта, бабку восьмидесяти лет. Но Александра Михайловна сказала строго: «Нет. Мы дома, у родных корней дождемся вести». Глава телевизионщиков понял, что так оно и будет, однако посетовал: «Со временем у нас туго. Мне бы только поспеть в последние известия. А дорога, сами понимаете. Может, все-таки…»
Удивительно, должен я сказать, держались Титовы. Бремя славы, нежданно свалившееся на них, приняли они с редким достоинством. Были просты, радушны, по-настоящему интеллигентны. Все время оставались самими собой, а это ведь всего трудней… Я подумал: показать бы их такими, какие они есть, ничего не присочиняя, со всеми их разговорами, подробностями быта. Подумал: всегда надо доверять жизни, описывать ее достоверно и просто.
Сообщить мне осталось немногое. Почему специальный корреспондент «Известий» мог в этой толчее оставаться спокойным? Почему не бежал на телеграф, не рвал тетрадки из рук у коллег? На то были свои причины. Во-первых, учитывая вечерний выпуск моей газеты, я мог с сообщениями не спешить. Во-вторых, я знал, что в редакции уже имеется, написан, набран большой материал о Германе Титове; приоритет «Известий» был таким образом обеспечен. …А время, как ни медленно, шло. Часам к четырем стало тихо в доме, журналисты поразбрелись, было сумрачно, мы сели перекусить — творог, хлеб, молоко, и тут раздались позывные Москвы, снова позывные, и еще раз, и первые слова Левитана: «Успешно произвел посадку…»
— Ну вот… ну вот,— повторял Степан Павлович.— Я ведь говорил, я говорил, все будет хорошо. Говорил ведь?.. Ну что ты плачешь.
Вправа 2. Перегляньте верстку новин. Які із них ви б подавали у формі репортажу?
Подготовка к “Евровидению”: Арку Дружбы народов начали заклеивать бумагой пяти цветов
Российская певица Юлия Самойлова снова выступит в аннексированном Крыму
101-летняя Манчестер Каур на соревнованиях в Новой Зеландии пробежала сто метров менее чем за 2 минуты
Венгерский отпуск: волонтеры и бойцы АТО отправились за границу по приглашению украинской диаспоры
Во Вроцлаве провели революционную операцию по пересадке руки человеку, который родился без конечности
Правоохранители присоединились к сбору крови для пациентов детской больницы Днепра
Десна из-за изменения русла активно разрушает берег, мост и приближается к селу на Черниговщине
В Житомире задержали банду воров после очередного ограбления
СБУ и таможенники обнаружили рекордную партию амфетамина, которую прятали в подошвы
Правоохранители готовятся к провокациям в Одессе во время майских праздников
В Будапеште тысячи людей устроили протест против связей венгерского премьера с Кремлем
В течение нескольких месяцев штаб лидера президентской гонки во Франции атаковали хакеры
Полиция задержала 4 подозреваемых в организации прошлогодних терактов в Брюсселе
В Арканзасе впервые за 17 лет почти одновременно казнили двух осужденных
В Страсбурге состоялись чрезвычайные слушанья по поводу визита президента ПАСЕ в Сирию
Американская атомная субмарина прибыла к берегам Южной Кореи
В Днепре провели панихиду по погибшим бойцами, чьи имена до сих пор не удалось установить
Марьинка пережила новую мощную атаку боевиков
Випуск “ТСН” за 25 квітня 2017 р.
Вправа 3. Сплануйте репортажі на основі тих тем, які ви обрали у вправі 2. Орієнтуйтесь на схему, запропоновану М. Халером: 1) Оцінка майбутньої ситуації. Коли спостерігати? Як обрати сильну подіями сторону теми?
2) Оцінка джерел. Визначення джерел, які діють, та джерел, які коментують ситуацію. Якими шляхами, засобами, методами журналіст може підійти до теми так, щоб він також щось пережив?
3) Вибір невідомого аспекта теми. Який стосунок мають читачі до теми, з якого боку вони її вже знають, мають з нею досвід? Який спосіб уведення в тему був би для них новим? У чому полягає невідома читачеві сторона теми, що створює дистанцію та/або бар”єр? Як журналіст має їх подолати?
Завдання 4. Прочитайте замітку. Що потрібно, аби зробити із цього тексту репортаж?
Сотни одесситов на скорость поднимались по Потемкинской лестнице (фото, видео)
Забег по Потемкинской лестнице состоялся в Одессе 21 сентября.
Как передает корреспондент «Думской», в ежегодном легкоатлетическом фестивале «Джастап» приняли участие 330 спортсменов в возрасте от 11 до 50 лет. Особых ограничений в форме одежды и квалификации тоже не было – здесь можно было встретить как профессиональных бегунов, так и любителей.
Изначально забег планировали провести неделю назад, но помешал проливной дождь. Сегодня же солнечная погода сподвигла легкоатлетов собраться у старта еще за два часа до начала мероприятия. Участники начинали забег у подножия лестницы на Приморской улице.
Не у всех получалось преодолеть 192 ступени бегом, порой действо превращалось в соревнования по спортивной ходьбе. Некоторые, перенеся черту, даже падали. Другие наоборот – неслись как угорелые от хлопка стартового пистолета до памятника Дюку.
Вверху за происходящим наблюдал олимпийский чемпион Юрий Белоног. Он, собственно, и награждал победителей. В этом году лучший результат среди женщин показала Екатерина Хасанова, преодолев дистанцию за 32,2 секунды, а среди мужчин – Сергей Бородин (25,2 секунды).
Джерело – dumskaya
Завдання 5. Сплануйте телевізійний репортаж про зустріч моряків, яких тримали у заручниках пірати, орієнтуючись на репліки учасників події. Із реплік оберіть цитати, які б ви використали у репортажі. Яких коментарів не вистачає?
Родители одного из моряков:
Ждем сына. Знаем, что он приедет с минуты на минуту, а все равно переживаем. Артем звонил три раза, говорил, что у них все в порядке, но не стоит забывать, что переговоры велись под дулом автомата. Мы постоянно держали связь с “Сигалом”, с Сергеем Черных.
Сыну 38 лет, из них он 15 лет в море. Выбрал такую работу, несмотря на то, что наши профессии никоим образом не связаны с морем. Он мечтал стать моряком. Я категорически был против такого выбора, но Артем не послушался. Я знал и знаю многих моряков и их семей: для первых – это тяжелейший труд, для вторых – испытание. Нельзя им завидовать. И сейчас нашего сына, как полагается, должна бы встречать жена… Но он разведен. Возможно, если бы профессия была другая, то и жизнь сложилась бы по-другому.
Сергей Романчук, сварщик:
Сейчас не хочу ни о чем рассказывать. Да, мы были задержаны пиратами и почти 40 дней провели в плену. Захватчики нас не били, личные вещи не воровали, за исключением мелких случаев, но сама обстановка, когда постоянно находишься под прицелом автомата… В общем, пока не могу об этом говорить.
Владимир Шабанов, капитан “Панагии”:
“Внимание, пираты!” – первая фраза, которую я произнес во время захвата. Эти полтора месяца, которые я с моей командой провел в плену у пиратов, есть и, наверное, будут самым важным событием в моей жизни. Это был мой второй контракт в роли капитана. Случившееся меня абсолютно не смутило, и я не собираюсь менять профессию.
Среди пиратов не было никого, кто бы говорил по-русски. Они и английским практически не владели, кроме одного человека, который постоянно с нами контактировал. У них було очень много разнообразного оружия: автоматы, гранатометы, минометы, как правило, китайского производства. Пираты иногда вели себя, как дети. Что им понравилось, забирали. Очень большой популярностью, не знаю почему, пользовались наши рабочие куртки. Но ценные личные вещи удалось сохранить.
Своб работу я выполнил: никто из членов моей команды не был ущемлен и даже не похудел. На борту судна были атпечка, достаточного количество продуктов и воды. Но в связи с тем, что никомуу не было известно, сколько времени займут переговоры об освобождении теплохода и экипажа, мы перешли на режим экономии. И результатом МИДа я тоже доволен, а это и есть самый главный показатель выполненной работы.
Алеся, дочь капитана “Панагии” Владимира Шабанова:
Мама мне сначала ничего не рассказывала. Но потом она поняла, что я все равно все узнаю через прессу и телевидение. Конечно, я была в шоке. Но позже мама объяснила, что папу и других моряков освободят и что все будет хорошо. Я немного успокоилась. только вот журналисты сообщали разную информацию: одни говорили, что экипаж “Панагии” уже освобожден, другие – переговоры ведутся, третьи – что уже заплатили выкуп. Но я верила только папе. Он звонил домой часто, но разговаривал недолго и, в основном, с мамой. Одноклассники мои реагировали на все спокойно, учителя переживали, поддерживали.
Сергей Кучеренко, третий механик, Алексей Добрынин, моторист:
Они нас не обижали. Видно, помнят еще, как СССР помогал им оружием, поэтому относились к нам хорошо. Пираты были все, в основном, молодые. Сразу после захвата их было 15 человек, но через два дня нас постоянно караулили 7-8 человек. Один-два пирата, у которых автоматы с предохранителя сняты, дежурили все время, а остальные все спали. Пираты были только на мостике. Они спокойно передвигались по судну, пробирались всюду, кроме машинного отделения. Когда заканчивались продукты – относились по-человечески, приносили сахар, рис. У них был приказ – дорогие вещи не забирать. Наши рабочие куртки почему-то им приглянулись… На протяжении всего этого кошмара было очень тяжело морально – переживали больше за родных, чем за себя. Мы были 18-м захваченным судном у берегов Сомали, следовательно, пираты – своего рода профессионалы. Теперь же соверешено около 30 пиратских нападений. Промысел такой…